Страна вогулов и остяков

Для России, если рассматривать её в том геополитическом окружении, в каком она пребывала в XVI столетии, оставалось всего два направления экспансии: одно самоочевидное, а второе — не очень. И оба они вели на восток.

Самоочевидным было распространение влияния Московского царства на малозаселённые, но неплодородные приполярные пространства — на этом пути самым серьёзным препятствием представала сама природа.

Юго-восточная экспансия неизбежно влекла за собой конфронтацию с осколками Золотой Орды, могущественными степными племенами, находившимися в стадии распада родового и формирования раннефеодального строя, и в итоге привела к столкновению с одной из самых могущественных держав того времени — Цинским Китаем.

Как ни странно на первый взгляд, русские выбрали именно этот, южный, не самоочевидный путь движения на Восток.

Причин тому было несколько.

Во-первых, именно в этом направлении приходился удар по последним наследникам Золотой Орды, которых Москва продолжала считать наиболее серьёзными противниками на внешнеполитической арене, — Казанскому, Астраханскому и Сибирскому ханствам.

Во-вторых, степные и лесостепные территории для шаек бродячего лихого люда, сформировавшихся на русских рубежах и стоявших на острие любой экспансии были намного привычнее для продвижения, нежели кромка Северного Ледовитого океана, заросшие ельниками болота западной Сибири и угрюмые сопки Сибири восточной.

И в-последних, но не в последнюю очередь, доминирующее направление экспансии «с юга» определил суровый климат, непроходимость и непригодность для пашенного земледелия огромных пространств северной тайги и лесотундры приполярной Азии. Образно говоря, они сами отдавались в руки тому, кто сумел бы захватить полосу южной тайги и примыкающей к ней лесостепи, как это и сделала Россия.

Прилегающие непосредственно к востоку от Урала территории были заселены... как?

Примерную экстраполяцию населения Сибири (вернее, той территории, которую впоследствии Сибирью назовут) сделал советский исследователь Б. О. Долгих.

По его прикидкам, в общей сложности на территорию Западной Сибири и Приуралья приходилось угров — 16 260 человек, самоедов — 8905 человек, тюрок — 17 000 человек.

С. В. Бахрушин высчитал, что в конце двадцатых — начале тридцатых годов XVII века ясачных остяков и вогулов (ясачному обложению подлежали только мужчины) было 2700 человек. В это число не вошли жители Туринского уезда. Общая численность угорского населения в этом уезде составляла, по Б. О. Долгих, 580 человек. По данным П. Головачева на 1555 год, когда хан Едигер «изъявил свое согласие давать Москве дань, то всех его подданных, с кого она могла идти, оказалось всего 30 700 человек».

Войны с приуральскими народами тянулись столетиями и бывали успешны для обоих сторон. После взятия Казани отряды вотяков и черемисов убивали московских купцов на Волге; повстанцев нашли и семьдесят четыре человека казнили. В ответ на это вспыхнул бунт, причём восставшие разбили крупные силы русских, посланные на их усмирение. Воевода Борис Салтыков выступил против бунтовщиков из Свияжска зимой, с отрядом пехоты и конницы. Неприятель бросил против него... лыжников (!), те окружили воинство Салтыкова и разгромили его, уложив около пятисот бойцов. Сам Салтыков был взят в плен «...и зарезан варварами». У Карамзина мы находим, что около восьмисот россиян легло на месте. Считанные русские возвратились в Свияжск, и повстанцы уже было думали, что их партизанские набеги смогли сделать то, чего не могла добиться регулярная армия Казанского ханства. Усиление военного давления со стороны приуральских и поволжских племён продолжалось в течение всей первой болезни Ивана Грозного и было прекращено только в 1557 году замирением черемисских, башкирских и вотяцких родов.

Поэтому геополитически, как выразились бы сегодняшние просвещённые умы, набег ватаги Ермака выглядел как диверсия против многочисленных осколков Золотой Орды, разбросанных по юго-восточным окраинам России.